Глава 1
Рейес стоял на крыше Будапештской крепости — пять этажей высоты — балансируя у кромки самого высокого карниза. Над его головой висела луна, проливая красно—желтый свет с небес на землю. Свет этот был словно кровь с проблесками золота, словно тьма вперемешку со
светом, словно свежие раны на черном бархатном пологе неба, протянувшемся в бесконечность.
Он взирал на мрачную бездну, поджидающую его внизу — насмешливая твердь земли раскинула руки в стороны, словно стремясь обнять его.
— Я прожил тысячи лет… и по—прежнему опускаюсь до этого.
Порыв ледяного ветра разметал его волосы, прошелся щекоткой по обнаженной груди; и проклятая татуировка-бабочка снова запульсировала на шее, напоминая о запекшейся там крови. Но это была не его кровь. Нет, не его — его друга. И каждый раз, когда волосы задевали это прямое доказательство жизни и смерти, костер его вины вздымался снопом искр, разгораясь с новой силой.
Он столько раз приходил сюда, желая того, чему никогда не дано случится. Столько раз он молил об отпущении — освободиться от ежедневных мучений и демона вины, пожирающего его изнутри. Освободиться от кабалы бесконечного самобичевания.
Его мольбы никогда не удостаивались ответом. И не удостоятся. Он такой, какой есть, и этого не изменить. Его агония будет только увеличиваться. В прошлом бессмертный воин богов, теперь он — Повелитель Преисподней, одержимый одним из духов, что некогда были заточены в ларце Пандоры.
От почета — к бесчестью, от любви — к презрению, от счастья — к непрерывному страданию. Такую нить соткала для него мойра Клото.
Мужчина стиснул зубы. Смертным был известен ларец Пандоры, как нечто из легенд; он же знал его как источник своего вечного грехопадения. Много веков назад они с друзьями бросили вызов, открыв его — теперь они сами стали сосудами, вмещающими демонов.
— Прыгай, — взмолился демон, что жил у него внутри.
Его демон — Боль. Его постоянный спутник. Соблазнительный шепот в глубинах мозга, темное создание, жаждущее неописуемого зла. Сверхъестественная сила, с которой он борется каждую чертову минуту каждого проклятого дня своей жизни.
«Прыгай».
— Еще нет.
Еще пару секунд предвкушения, чтобы подумать о том, как его кости разлетятся на кусочки от удара. Он ухмыльнулся этой мысли. Острые, как бритвы осколки, проткнут его искалеченные распухшие органы, которые лопнут точно шарики с водой; кожа не выдержит внутреннего давления, и на этот раз он весь будет залит собственной кровью. Агония, блаженная агония поглотит его.
Хотя бы на некоторое время.
Его улыбка медленно угасла. Через пару дней (или часов, если ему не удастся травмировать себя достаточно сильно), его тело целиком и полностью восстановится. Он снова очнется в полном здравии, демон Боли снова будет отдавать ему мысленные приказы, слишком громкие, чтобы их не замечать. Но в течение тех благословенных минут, прежде чем его кости начнут срастаться, органы восстанавливаться, а кровь вновь заструится по венам, он погрузиться в нирвану. Попадет в рай. Придет в неописуемый восторг. Будет извиваться в неописуемом наслаждении, что приносит с собой боль — единственный источник его неги. Демон заурчит от наивысшего наслаждения, опьяненный и оглушенный ощущениями, и на Рейеса снизойдет благословенный покой.
На краткий миг. Всегда только на один краткий миг.
— Мне не надо напоминать, насколько скоротечно мое спокойствие, — пробормотал он, отмахиваясь от гнетущей мысли. Ему известно, как стремительно бежит время. Год порой кажется днем. А день — минутой.
Все же иногда и дни, и годы были чем-то неопределенным для него. Просто еще одной условностью в жизни Повелителя Преисподней.
«Прыгай», — приказал демон Боли. Затем более настойчиво: «Прыгай! Прыгай!»
— Сказал же. Через пару секунд.
Рейес еще раз осмотрелся по сторонам. Зазубренные камни мерцали в льющемся с небес лунном свете, их окружали лужицы прозрачной воды, подернутые рябью от ветра. Туман вздымался призрачными пальцами, манящими его к себе.
— Твой враг умрет, когда ты вонзишь кинжал в его глотку, да, — мысленно сказал он демону. — Но, покончив с ним, ты уже не сможешь смаковать предвкушение битвы.
— Прыгай!
Приказ-рев, нетерпеливый и нуждающийся, как плач младенца.
— Скоро.
— Прыгай-прыгай-прыгай!
Да уж, временами демоны напоминали скулящих человеческих детенышей. Рейес взъерошил пальцами спутанные волосы, вырывая парочку прядей. Он знал лишь один способ заткнуть рот своей второй половине. Повиновение. Он и сам не знал, зачем он вообще пытается сопротивляться, чтобы насладиться моментом.
— Может быть, в этот раз тебя отправят обратно в ад, — пробормотал он. Никто не запрещал надеяться. Наконец он раскинул руки в стороны. Закрыл глаза. Нагнулся…
— Спустись вниз, — услышал он голос позади себя.
Глаза Рейеса распахнулись от непрошеного вторжения, и он замер. Восстановил равновесие, но не обернулся. Он знал, зачем пришел Люциен, и стыдился взглянуть в лицо другу. Воин понимал, с чем ему приходилось иметь дело из-за своего демона, но понимания для другого его поступка Рейес вряд ли дождется.
— Как раз собирался спуститься. Уйди, и я покончу с этим.
— Ты знаешь, что я имел в виду, — тон Люциена был сух, без намека на улыбку. — Мне надо поговорить с тобой.
Воздух внезапно наполнился густым ароматом роз, пьянящим и свежим, настолько необычным для поздней зимы, что Рейес мог поклясться, что он перенесся на весеннюю лужайку. Для смертных этот запах был гипнотическим, убаюкивающим, почти наркотическим, заставлял делать все, о чем бы ни попросил воин. Рейеса он просто раздражал. Спустя тысячи проведенных вместе лет, Люциен должен был знать, что его аромат не имеет над ним власти.
— Поговорим завтра, — напряженно сказал он.
«Прыгай!»
— Мы поговорим сейчас. Потом ты волен делать все, что заблагорассудится.
После того, как Рейес сознается в своем последнем преступлении? Ну, уж нет. Чувство вины, стыд и скорбь причиняли эмоциональную боль, но ничто из этого не сможет смягчить его демона. Лишь только физические страдания несут облегчение, именно потому Рейес всегда столь усердно заботился о своем эмоциональном самочувствии.
«Да уж, ты об этом действительно замечательно позаботился»
Он провел языком по зубам, неуверенный в том, кто прошептал это саркастическое замечание. Он сам или демон Боли.
— Я сейчас не в духе, Люциен.
— Как и все мы. Как и я.
— У тебя, по крайней мере, для утешения имеется женщина.
— У тебя есть друзья. Есть я.
Люциен, хранитель демона Смерти, сопровождал души умерших до места последнего пристанища, будь то небеса или пучина геенны огненной. Он всегда был спокойным стоиком — почти всегда. Он стал их лидером, к которому каждый живущий в Будапеште воин обращался за советом и помощью.
— Поговори со мной.
Рейес не любил отказывать другу, но убеждал себя, что лучше Люциену не знать о его недостойном проступке.
Думая об этом, Рейес осознал истинную причину подобной лжи: свою постыдную нехватку смелости.
— Люциен, — начал он и умолк. Зарычал.
— Маячок был извлечен, и никто не знает, где находится Аэрон, — сказал Люциен. — Чем он занимается, убил ли он всех тех смертных в Штатах. Мэддокс сказал, что звонил тебе сразу после его побега. Потом Сабин сказал, что ты поспешно покинул Храм Неназываемых в Риме. Не хочешь рассказать, куда ты ездил?
— Нет, — он и в самом деле не хотел. — Но ты можешь спать спокойно — Аэрон больше не будет убивать смертных.
Повисла пауза, в течение которой аромат роз усиливался.
— Почему ты так уверен?
Спросил — словно кнутом хлестнул.
Рейес передернул плечами.
— Сказать, что я думаю по этому поводу? — если ранее тон Люциена был резким, то сейчас он звенел напряжением. И страхом? — Ты последовал за Аэроном в надежде защитить девушку.
Девушку. Аэрон похитил девушку. Он получил приказ от новых богов, Титанов, убить ее. А Рейес бросил только один взгляд на нее и позволил ей войти в свои самые потаенные мысли, проникнуть в каждое свое движение и превратить себя во влюбленного дурачка.
Один только взгляд — и она изменила его жизнь, и не в лучшую сторону. И все же тот факт, что Люциен отказывался называть ее по имени, выводил Рейеса из себя. Для Рейеса она была желанней удара топором по черепу. Для одержимого демоном Боли это что-то да значило.
— Ну? — напомнил Люциен.
— Ты прав, — сквозь зубы процедил Рейес.
«Почему бы не признаться?» — внезапно подумалось ему. Он пребывал в смятении, и игра в молчанку лишь усиливала это. К тому же его друг не смог бы возненавидеть его сильнее, чем он сам ненавидел себя.
— Я отправился на поиски Аэрона.
Признание, которое могло соперничать по тяжести с железными оковами, повисло в воздухе, и он умолк.
— Ты нашел его.
— Я нашел его, — Рейес приподнял плечи. — И я… уничтожил его.
Ботинки Люциена смяли камни в крошки под подошвами, когда он ринулся вперед.
— Ты убил его?
— Хуже, — Рейес по-прежнему не обернулся. Он тоскливо взирал вниз на ожидающую его пропасть. — Я похоронил его.
Звук шагов внезапно стих.
— Ты похоронил его, но не убил? — замешательство слышалось в тоне Люциена. — Не понимаю.
— Он намеревался убить Данику. Я видел муку в его глазах и знал, что он не хочет делать это. Я сбил его с ног, чтобы помешать этому, и он поблагодарил меня, Люциен. Поблагодарил меня. Он умолял меня остановить его навсегда. Умолял забрать его голову. Но я не смог выполнить просьбу. Занес меч, но не смог этого сделать. Поэтому попросил Кейна привезти мне Мэддоксовы цепи. Поскольку Мэддоксу они больше не нужны, я использовал их, чтобы запереть Аэрона под землей.
Когда-то Рейесу приходись каждую ночь приковывать Мэддокса к кровати и наносить шесть страшных ударов мечом ему в живот, чтобы исполнить проклятие, зная, что воин проснется утром, и ему придется убивать его снова и снова. Такой вот он друг.
За сотни лет Мэддокс смирился с проклятием. Однако необходимость заковывать его в цепи не отпала. Будучи хранителем демона Насилия, Мэддокс имел обыкновение нападать без предупреждения. Даже на друзей. И будучи весьма силен, он за считанные секунды освободился бы от сделанных руками человека оков. Поэтому им были посланы цепи, выкованные богами, цепи, которые никто, даже бессмертный, не мог открыть без соответствующего ключа.
Подобно Мэддоксу, Аэрон был беспомощен пред ними. С самого начала Рейес отказывался использовать их, не желая отбирать оставшиеся у друга крупицы свободы. К сожалению, как и с Мэддоксом, это оказалось необходимым.
— Рейес, где Аэрон? — вопрос маскировал приказ говорить правду, отданный воином, который привык мгновенно добиваться желаемого. Тон его обещал неприятные последствия при малейшем промедлении.
Рейес не был испуган. Просто ему не хотелось разочаровывать друга, которого он любил как брата.
— Этого я тебе не скажу. Аэрон не желает освобождения. А если б и захотел, не думаю, что я освобожу его.
Таковой была тяжесть Рейесового креста.
Меж ними повисло молчание, наполненное еще большим напряжением и ожиданием.
— Я и сам могу его отыскать. Ты же знаешь.
— Ты уже пытался и потерпел неудачу, иначе тебя бы здесь не было, — Рейес знал, что Люциен умел проникать в мир духов и выслеживать человека по его уникальному энергетическому следу. Правда, временами след тускнел или становился нечетким.
Рейс подозревал, что Аэронов след был не вполне отчетлив, поскольку воин был не в себе.
— Ты прав. Его след обрывается в Нью-Йорке, — мрачно сознался Люциен. — Я могу продолжить поиски, но это потребует времени. А лишним временем никто из нас сейчас не располагает. Уже две недели потрачены впустую.
Рейес прекрасно знал об этом, поскольку каждый день ощущал, как тугая петля все сильнее затягивается на его шее. Ловцы — их главный враг — даже сейчас искали ларец Пандоры, надеясь с его помощью удалить демонов из всех воинов, тем самым уничтожить мужчин и посадить под замок монстров.
Если воины желали и далее здравствовать, они должны были отыскать ларец первыми.
Хотя сейчас в его жизни царил хаос, Рейес не был готов распрощаться с ней на веки вечные.
— Скажи мне, где он, — сказал Люциен. — И я верну его в крепость. Помещу его в подземелье.
Рейес фыркнул.
— Однажды он сбежал. И сделает это снова. Полагаю, даже из Мэддоксовых оков. Жажда крови придает ему мощь, с какой я прежде не сталкивался. Пусть остается там, где он есть.
— Он твой друг. Он — один из нас.
— Сейчас он — «гнилой фрукт», и тебе это известно. В основном он не отдает отчета своим действиям. При случае он вполне мог бы убить тебя.
— Рейес…
— Он уничтожит ее, Люциен.
Ее. Данику Форд. Девушку. Рейес видел ее лишь пару раз, еще меньше говорил с ней, но все же жаждал ее всеми фибрами своей души. Этого он не понимал. Он — мрак, она — свет. Он был отвратителен, она же — само воплощение невинности. Он не подходил ей по всем параметрам, но все же, когда она смотрела на него, весь его мир обретал смысл и порядок.
Он не сомневался, что стоит Аэрону приблизиться к ней еще раз, и воин жестоко с ней расправится. Ничто его не остановит. Аэрон получил приказ убить Данику — а также ее мать, сестру и бабушку — и он, как и все остальные, был беспомощен перед могуществом богов. Он сделает это.
Гнев Рейеса вспыхнул с новой силой, и ему пришлось взглянуть на лежащие внизу камни, чтобы успокоиться. Поначалу Аэрон сопротивлялся коварному приказу богов. Он был хорошим человеком. Но с каждым новым днем его демон набирал силу, все громче звучал в его голове, пока, наконец, не завладел его разумом. Теперь Аэрон превратился в демона. Он стал Гневом. Подчинялся. Убивал. Пока эти четыре женщины не умрут, он будет существовать только лишь ради преследования и убийства.
Хотя в квартире Даники — четырнадцать дней, четыре часа и пятьдесят шесть минут назад — ничтожная часть Аэрона осознала совершенные им преступления. Ничтожная часть внутри него ненавидела то, во что он превратился, и жаждала смерти. Желала покончить с муками. Иначе, зачем бы Аэрон просил Рейеса убить его?
«А я отказал ему».
Рейес не смог заставить себя убить другого воина. Только не это. Каким чудовищем надо быть, чтобы бросить друга страдать? Друга, что сражался за него, убивал за него? Любил его?
«Должен быть способ спасти обоих: и Аэрона, и Данику», — уже, наверное, в тысячный раз подумал он. Рейес провел в мыслях об этом сотни часов, но по-прежнему не видел выхода.
— Ты знаешь, где девушка? — врываясь в его размышления, поинтересовался Люциен.
— Нет, не знаю, — абсолютная правда. — Аэрон нашел ее, я нашел Аэрона, и мы сразились. Она сбежала. Я не последовал за ней. Она может быть где угодно.
Так будет лучше. Он знал это, но как же отчаянно он хотел узнать о ее местонахождении, узнать, что она делает…жива ли она вообще.
— Люциен, мужик, почему ты медлишь, черт побери?
Еще одно вмешательство — Рейес наконец-то обернулся. Рядом с Люциеном стоял Парис, хранитель Разврата. Оба, прищурившись, взирали на него. Багряные лучи лунного света обтекали их, словно опасаясь притронуться ко злу, которое даже сам Ад не сумел удержать.
Будучи бессмертным, Рейес отчетливо их видел, пронзая взглядом темноту ночи.
Парис был высок — самый высокий среди них, — в волосах его перемешались оттенки черного с коричневым, кожа светилась потусторонней белизной, а небесно-голубые глаза были достойны пера самого изысканного поэта. Смертные женщины находили его обворожительным и не могли перед ним устоять, постоянно падая к его ногам, умоляя об одном прикосновении. О страстном поцелуе.
Люциен, хотя и обретший уже пару, не был столь удачлив. Женщины держались от него на расстоянии. Его лицо покрывали отвратительные шрамы, что придавало ему вид кошмарного монстра из сказок. В придачу у него были разноцветные глаза: карий, что видел осязаемый мир, и голубой, чтобы ориентироваться в мире духов — и в них обоих затаилось предупреждение о скором приходе смерти.
Тела мужчин были сильными, мускулистыми, они были вооружены до зубов и готовы вступить в бой в любую секунду. Это было необходимостью.
— Не припоминаю, чтобы я устраивал здесь вечеринку, — пробурчал Рейес.
— Знаешь, возвращение «старых добрых времен» так же запросто сотрет твою память, — ответил Парис. — Не забыл, что нам надо обсудить план следующих действий? Среди всего прочего.
Он вздохнул. Воины делали, что вздумается и когда им вздумается, и никакие язвительные замечания не смогут их остановить. Он знал об этом не понаслышке, так как сам был таким.
— Так почему же ты не ищешь, где скрываются Гидры?
Пухлые губы, которые прекрасно подошли бы любому женскому лицу, сжались в тонкую линию. В Парисовых глазах вспыхнула та же агония, что приветствовала Рейеса каждый раз, когда он смотрел в зеркало, однако ее быстро вытеснило обычное для воина нахальное выражение.
— Ну? — напомнил Рейес, когда ответа не последовало.
Наконец-то товарищ его ответил:
— Даже бессмертные нуждаются в передышке.
Очевидно, здесь скрывалось нечто большее, но Рейес не стал настаивать. Не только у него имелись секреты. Несколько недель назад воины разделились в поисках Гидр — причудливых полузмей, полуженщин, которые охраняли любимые «игрушки» верховного Титана — Крона. Эти игрушки — на самом деле оружие — как предполагалось, должны были привести их к ларцу Пандоры. Пока что они умудрились раздобыть только одну из них. Клеть Принуждения. По поводу местонахождения остальных у них имелись весьма смутные подсказки.
— Да, но перед угрозой смерти передышка становиться неактуальной. Я и сам понимаю, что должен больше потрудиться для нашего общего дела. Так и будет. После.
Парис пожал плечами.
— Я делаю, что в моих силах. США — это огромная территория, и изучать ее на расстоянии так же трудно, как и пробираться по ней среди толп местного населения.
Каждый из воинов отправился в путь в разные страны на поиски подсказок, но все они потерпели неудачу и поспешно вернулись, чтобы искать информацию здесь. Не сводя с Рейеса глаз, Парис поинтересовался у Люциена:
— Он сказал тебе, где Аэрон или нет?
Люциен недовольно приподнял бровь.
— Нет. Не сказал.
— Я же говорил, что с ним будет непросто, — нахмурился Парис. — Он сам не свой последние пару недель.
Рейес мог сказать то же самое и о Парисе, замечая морщинки усталости и напряжения вокруг его обычно искрящихся оптимизмом глаз. Возможно, ему стоит надавить на Париса и получить кое-какие ответы. Очевидно, что-то стряслось с его товарищем. Что-то важное.
— Наше время истекает, Рейес, — сказал Парис обвинительным тоном. — Помоги же нам.
— Ловцы всерьез намерены покончить с нами, — добавил Люциен. — Смертные обнаружили Храм Неназываемых, ограничив нам доступ и тем самым играя на руку Ловцам. Мы же нашли только один артефакт из четырех, а для того, чтобы найти ларец, предположительно, нужны все.
Рейес изогнул бровь, подражая манере Люциена.
— Думаешь, Аэрон может помочь?
— Нет, но междоусобицы нам не нужны. Также как и беспокойство за него.
— Можешь перестать беспокоиться, — сказал Рейес. — Он не желает быть найденным. Он ненавидит самого себя и не желает, чтоб мы видели его таким. Клянусь, что он доволен своей участью, иначе бы я не оставил его там.
Дверь на крышу распахнулась и Сабин, хранитель Сомнения, собственной персоной прошествовал сквозь нее. Волосы его темной волной танцевали на ветру.
— Черт побери, — воскликнул он, воздевая руки. — Что происходит? — он заметил Рейеса и мгновенно сообразил. И закатил глаза. — Проклятье, Боль, ты всегда знаешь, как испортить встречу.
— Почему ты не занят поисками в Риме? — спросил у него Рейес. Неужели все прекратили заниматься делом за те полчаса, что он провел на крыше?
Гидеон, хранитель Лжи, следовал по пятам за Сабином и не дал тому ответить.
— Ой-ой-ой, что за забавная картинка, — всхлипывая, произнес он.
Если Гидеон говорил «забавно», он имел в виду «уныло». Воин не мог произнести ни словечка истины, не испытывая нестерпимой боли. Именно той боли, в которой нуждался Рейес. Если бы ему всего лишь надо было солгать, чтобы получить ее, насколько легкой была бы его жизнь.
— Разве ты не должен помогать Парису в изучении Штатов? — потребовал ответа Рейес. Не дожидаясь очередной лжи, он продолжил. — Это начинает напоминать треклятый балаган. Человек уже не может побыть наедине с собой в плохом настроении и самоуничижении?
— Нет, — ответил Парис. — Не может. Хватил изворачиваться и менять тему. Дай нужные нам ответы или, богами клянусь, я поднимусь и вставлю тебе прямо в рот. Мой малыш голоден и ищет, чем бы поживиться. Он думает, что ты прекрасно подойдешь.
Рейес не сомневался, что Разврат хотел его, но он знал Париса, и знал, что воин предпочитает женщин.
«Избавься от них».
Рейс пристально осматривал своих новых гостей. Гидеон был одет во все черное, выкрашенные ярко-синие волосы, поблескивающие серебром колечки пирсинга в бровях, и накрашенные ресницы. Смертные находили его пугающим до чертиков.
Сабин также носил все черное, и его каштановые волосы, карие глаза и квадратное, простодушное лицо не позволяли обмануться в том, что он убьет любого, кто сунет нос в его дела — да еще и посмеется в процессе.
Оба были упрямы до мозга костей.
— Мне нужно время подумать, — сказал Рейес, надеясь сыграть на их сочувствии.
— Не о чем думать, — ответил Сабин. — Ты сделаешь то, что требуется, потому что у тебя есть честь.
Есть ли? Может быть, ты так же слаб, как та смертная девчонка, которую ты жаждешь. Иначе с чего бы тебе причинять вред тем, кто так тебя любит?
«Ой», — подумал он, поежившись. — «Я слаб»
— Сабин! — рявкнул Рейес, осознав это. — Прекрати посылать сомнения в мою башку. С меня довольно моих собственных.
Воин дурашливо пожал плечами, даже не пытаясь отрицать.
— Извини.
— Поскольку наша встреча явно не отменена, — сказал Гидеон. — Я не пойду в город, не посещу Клуб Судьбы, и не исторгну парочку криков наслаждения из смертной женщины.
Он исчез за дверью секундой позже, раздраженно встряхивая головой.
— Не отменяйте встречу, — сказал остальным Рейес. — Просто… начните без меня, — он глянул через плечо, всматриваясь в небо и падающий снег. Пагубные объятия ночи все еще поджидали его, умоляя наконец-то спрыгнуть. — Я вскоре спущусь вниз.
Губы Париса искривились.
— Вниз. Смешно. Может я встречу тебя там, и мы снова сыграем в Спрячь-Поджелудочную. Всегда так забавно заставлять тебя полностью регенерировать, а не просто заживлять раны.
Даже Люциен усмехнулся при этих словах.
— Ох, ох, я хочу сыграть! Можно я на этот раз спрячу твою печень?
Услышав игривый голосок Аньи, Рейес взревел.
Светловолосая богиня Анархии влетела в двери и бросилась в распростертые объятия Люциена, а усиливающийся ветер разнес по всей башне аромат клубники. Парочка заворковала, как влюбленные глупыши, растворяясь друг в друге, полностью забыв про окружающий мир.
Рейесу понадобилось время, чтобы проникнуться к Анье теплыми чувствами. Она принадлежала Олимпу, обиталищу всех презираемых им существ — это раз. Она сеяла вокруг себя хаос, так же естественно как делала вздох — это два. Но в конечном итоге она помогла всем здешним воинам, и что самое главное подарила Люциену такое счастье, о каком Рейес мог только мечтать.
Сабин закашлялся.
Парис присвистнул, хотя прозвучало это немного натянуто.
В груди Рейеса шевельнулась зависть, сдавливая сердце так, что вскоре оно могло перестать биться. Сердце, которого он вообще не желал иметь. Без него он не жаждал бы Данику, даже несмотря на то, что не мог ее получить.
Она никогда не захочет его. Большинство женщин не могли оценить его специфических пристрастий и ласк — ангелоподобная Даника просто возненавидит их. Она до ужаса боялась даже просто находиться с ним рядом.
Хотя, возможно, он смог бы завоевать ее, соблазнить, расположить к себе. Возможно… но он отказывался даже попытаться. Женщины, с которыми он спал, всегда уступали его демону, он опьянял их, подчиняя своим наклонностям. У них развивалась внутренняя потребность боли, она вырывалась наружу и причиняла вред всем вокруг.
— Пусть кто-нибудь соберет остальных, — сказал Рейес, наполняя свои слова сарказмом в надежде скрыть внутренние терзания. — Устроим из этого воссоединение.
Что делала в этот миг Даника? Кто был с нею рядом? Мужчина? Льнула ли она к нему так же, как Анья к Люциену? Была ли она мертва и похоронена, как Аэрон? Его руки сжались в кулаки, ногти удлинись, прорезая кожу и плоть с чудесной настойчивостью.
— Прекрати это, Болюнчик, — сказала Анья, смотря ему в лицо. Ее голова покоилась в изгибе шеи воина, а синие глаза сияли сквозь густые пряди светлых волос. — Ты тратишь впустую время Люциена, и это всерьез раздражает меня.
Если Анья раздражалась — жди беды. Войны, стихийные бедствия. Рейес предпочел отступить.
— Мы с ним уже переговорили. Он получил желаемую информацию.
— Не всю, — процедил Люциен.
— Скажи ему, или я столкну тебя сама, — сказала Анья. — И клянусь богами — какими бы мерзавцами они не были! — что пока ты будешь восстанавливаться и будешь не в силах остановить меня, я найду твою маленькую подружку и пришлю тебе по почте один из ее пальчиков.
При мысли об этом глаза воина заволокла алая дымка. Даника… ранена… Не реагируй. Не позволяй ярости поглотить себя.
— Ты не притронешься к ней.
— Следи за тоном, — предупредил его Люциен, покрепче обнимая свою возлюбленную.
— Ты даже не знаешь, где она, — сказал Рейес более спокойно, удивляясь, насколько быстро встал на защиту некогда столь флегматичный Люциен.
Анья хитро ухмыльнулась.
— Анья, — предупредил он.
— Что? — абсолютно невинно спросила она.
— Аэрон должен быть с нами, — заявил Люциен.
— Вопрос об Аэроне более не подлежит обсуждению, — прорычал Рейес. — Тебя там не было. Ты не видел муку в его глазах. Не слышал мольбы в его голосе. Я сделал то, что должен был сделать, и сделаю это снова.
Он отвернулся от друзей. Посмотрел вниз. Лужи теперь неистово мерцали меж зазубренных камней. Они по-прежнему манили.
— Освобождение, — шептали они.
На некоторое время…
— Рейес, — позвал Люциен.
Рейес прыгнул.
0
