Посвящается
одной маленькой белой кошке.
Она пришла к нам на порог
как раз тогда, когда я начала
эту серию романов,
но прожила очень недолго.
Мы по ней сильно скучаем.
Глава 1
День сейчас или ночь — не знаю. Девчонка встает и идет к выходу. Неимоверно короткое серебристое платье шуршит при ходьбе, словно новогодняя мишура. В дверях номера она оборачивается.
Как ее зовут? Не помню, хоть убей.
— Ты ведь расскажешь обо мне папе-консулу?
— Конечно.
У девчонки по щеке размазалась помада, но я ничего ей не говорю — слишком уж сильно ненавижу в тот момент и себя, и ее заодно.
Мой отец в консульстве не работает. И не отстегивает каждой встречной девице по сто тысяч баксов на благотворительные гастроли по Европе. Я не сотрудник телестудии и не отбираю участниц для «Топ-модели по-американски». Дядя мой не менеджер «U2». Я не унаследовал сеть отелей. И нет у нашей семьи никаких алмазных рудников в Танзании. Я и в Танзании-то не был никогда. Просто матушка все лето выдумывала разные истории и пускала пыль в глаза всем встречным блондинкам. Надеялась, что я забуду Лилу.
Но я не забыл.
Лежу, уставившись в потолок. Мама проснулась и ходит в соседней комнате.
Ее выпустили из тюрьмы пару месяцев назад, и, как только окончились занятия в школе, она увезла меня в Атлантик-Сити. Здесь мы мошенничаем: заселяемся в какую-нибудь гостиницу, едим и пьем за их счет, а если начинают требовать денег, просто-напросто переезжаем в следующий отель. Мастеру эмоций кредитные карты без надобности.
Я размышляю обо всем этом, и тут дверь между нашими номерами открывается:
— Милый, завтракать будешь?
Мать совсем не удивляется, что я валяюсь на полу в одних трусах. Ее черные волосы заколоты и убраны под шелковый шарф (всегда такой надевает, когда ложится спать), халат, прихваченный из предыдущей гостиницы, плотно облегает пышную фигуру.
— Нет, просто выпью кофе. Сейчас заварю.
Поднимаюсь и топаю к столику, где на пластмассовом подносе разложены пакетики с кофе, сахар и порошковые сливки.
— Кассель, сколько раз тебе объяснять: нельзя это пить. Туда могли подсыпать метамфетаминов.
Хмурится. Мама всегда переживает из-за каких-то нелепостей: не доверяет гостиничным кофеваркам, мобильникам. А вот из-за обычной полиции не переживает ничуть.
— Лучше я закажу по телефону, пусть принесут сюда.
— Они точно так же могут подмешать туда метамфетамины.
Но она не обращает на мои слова никакого внимания: возвращается к себе и звонит в обслуживание номеров.
— Заказала тебе яичницу с тостами. И сок. Знаю-знаю — ты сказал, что есть не хочешь, но сегодня тебе понадобятся силы. Я нашла для нас очередного простачка.
Улыбка у нее выходит такая широкая и заразительная, что я почти готов улыбнуться в ответ.
Вот такая у меня мама.
Хотите — верьте, хотите — нет, но в Атлантик-Сити продают журналы под названием «Как живут миллионеры» или, например, «Миллионеры Нью-Джерси». Там печатают статьи про разных престарелых богачей, которые хвастают своими особняками и прочим имуществом. Не знаю, кто такие журналы читает, но для мамы это просто находка. Вроде как специальный каталог для аферистов.
Про Клайда Остина она вычитала именно там: Клайд шел сразу же после репортажа о ненавистнике мастеров губернаторе Паттоне и его резиденции Драмтвакет. Писали, что, несмотря на недавний развод, Остин все еще может позволить себе частный самолет и панорамный бассейн с подогревом, а путешествует всегда в сопровождении двух породистых борзых. Еще у него дом в Атлантик-Сити, и он иногда любит сбежать на часок-другой из офиса — поужинать в ресторане «У Мортона» и поиграть в блэкджек. На фото — плотный коротышка, похоже, он делал недавно операцию по пересадке волос.
— Надень что-нибудь грязное, — командует мама, сидя за столом возле зеркала.
Она трудится над новой парой ярко-голубых перчаток: прорезает на пальцах крошечные незаметные дырочки, чтобы можно было дотронуться до жертвы.
— Грязное?
Я развалился на диване в ее номере с чашкой в руках. Пью уже третий кофе со сливками. Хотя тост я тоже съел.
— И мятое. Ты должен походить на отчаявшегося бездомного бродяжку.
Мама начинает расчесывать вьющиеся пряди, одну за другой. Потом будет мазаться кремом и красить ресницы. Часами обычно прихорашивается.
— Какой у нас план?
— Я позвонила в «У Мортона», назвалась его секретаршей и сказала, что забыла, на какое время заказан столик. В журнале так прямо и написано, в каком ресторане он обычно ужинает. Правда, здорово? Они поверили. Столик заказан на сегодня, на восемь.
— И когда ты туда звонила?
— Где-то пару дней назад.
Мать пожимает плечами и аккуратно подводит глаза черным карандашом. Врет или нет — непонятно.
— Посмотри-ка в полиэтиленовом мешке около моего чемодана.
Ставлю на пол кружку и встаю. Достаю из пакета капроновые колготки и кладу перед ней на стол.
— Это не мне, а тебе.
— Хочешь, чтобы я походил на гламурного бездомного бродяжку?
— Ты их наденешь на голову. — Мама поворачивается и нетерпеливо машет рукой, словно растолковывая очевидные вещи непонятливому дурачку. — Если все пойдет, как задумано, я тебя потом ему представлю как своего сына.
— Похоже, у тебя действительно есть план, ты все тщательно продумала.
— Да брось. Через неделю начнутся занятия, неужели ты не хочешь развлечься напоследок?
Спустя несколько часов мы идем по набережной. Мама цокает позади каблучками, белое платье раздувает теплый летний ветерок. Декольте на платье такое, что кажется, ускорь она шаг — грудь точно вывалится наружу. Как-то неловко обращать внимание на такие вещи, но я же не слепой.
— Помнишь, что делать?
Жду, пока мать поравняется со мной. Золотистые перчатки и такая же, в тон, сумочка — наряд получился ого-го. Раздумала, наверное, надевать те голубые.
— Нет, забыл. Расскажи-ка мне в сто тысяч первый раз.
Гнев, как грозовое облако, затмевает мамино лицо, ее взгляд становится тяжелым.
— Да помню все, мам, — я стараюсь говорить примирительно. — Иди лучше вперед. Не нужно, чтобы заметили, как мы разговариваем.
Мать ковыляет на своих каблуках к ресторану, а я облокачиваюсь об ограду и смотрю на океан. Точно такой же вид открывался из пент-хауса Захарова. Вспоминаю, как Лила повернулась ко мне спиной и глядела на черные волны.
Надо было сказать, что я ее люблю. Тогда бы это хоть что-то значило.
Когда мошенничаешь, самое сложное — выжидать. Часы тикают, ладони потеют от напряжения, мысли разбредаются в разные стороны. Ты весь на адреналине, готов действовать, но нужно только ждать.
Отвлекаться нельзя, иначе все пойдет прахом. Так учила мама.
Наблюдаю за входом в ресторан и нащупываю в кармане скомканные колготки. Отрезал от них кусок ножом, еще в номере.
Не отвлекаюсь, слежу за прохожими и мамой, которая невероятно медленно прогуливается, соблазнительно покачивая бедрами. Неизвестно, сколько придется ждать. Честно говоря, план может вообще не сработать. Когда мошенничаешь, надо брать на заметку сразу нескольких простачков и искать среди них нужного. Того самого, которого и получится обвести вокруг пальца.
Проходит около двадцати минут. Мы держимся на расстоянии друг от друга. Мама занимается тем, чем обычно и занимаются добропорядочные женщины на вечерней прогулке: выкуривает сигарету, подправляет помаду, делает вид, что звонит по мобильнику, который, на самом деле, одолжила у меня. А я клянчу у прохожих мелочь. Уже три с половиной доллара заработал, протягиваю руку за очередным четвертаком, и тут из ресторана, покачиваясь, выходит Клайд Остин.
Мама направляется к нему.
А я подпрыгиваю и бросаюсь к ней, на ходу натягивая на голову колготки. И никакие они не прозрачные, черта с два. Я почти ничего не вижу, поэтому быстро бежать не получается.
Кто-то громко вскрикивает. Ясное дело: от парня с колготками на голове добра не жди. Настоящий стереотип, вернее, даже архетип злодея.
Пробегаю мимо мамы и выдергиваю у нее сумочку.
Она тоже начинает кричать:
— Грабят! Помогите! Помоги-и-и-те! Нелегкая задача: надо бежать, но медленно.
Пьяный пузатый коротышка, в животе у которого булькает мартини, должен суметь меня поймать.
— Пожалуйста! Помогите! Кто-нибудь! Он украл все мои деньги!
Еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
Почти сталкиваюсь с Клайдом, подставляюсь ему. Надо отдать маме должное: она совершенно права — мужчинам нравится чувствовать себя рыцарями без страха и упрека. Остин хватает меня за руку.
Поддаюсь и падаю.
Неудачно получилось. Может, колготки виноваты, а может, просто потерял равновесие: как бы то ни было, я со всей силы ударяюсь об асфальт. Одна перчатка порвалась. Руку разодрал, коленки наверняка тоже — они даже онемели.
Роняю сумочку.
Подняться не успеваю — Клайд бьет меня прямо в затылок. Больно. Надеюсь, мамочка оценила мои старания. Вскакиваю и бегу со всех ног. Стаскиваю с головы мерзкие колготки и мчусь без оглядки прочь, в темноту.
А Клайд Остин остается и с видом героя-победителя возвращает прекрасной даме золотистую сумочку.
Остается и глядит в ее полные благодарности прекрасные глаза.
Остается и пялится на ее грудь.
