Пролог
Никогда не случалось мне сомневаться в здравости своего рассудка так часто, как в ту, первую ночь, когда женщина-птица и ее подопечные явились спасать меня от сумасшедшего дома. Потому что именно туда я и направлялся, сплющенный между двумя моими упитанными дядюшками на заднем сиденье родительского автомобиля, – как вдруг целая стена странных детей будто выпрыгнула прямиком из моих фантазий на подъездную дорожку впереди. Озаренные нашими фарами, они преграждали нам путь, словно ангельское воинство.
Мы с визгом затормозили. Вал пыли из-под колес скрыл все, что было впереди ветрового стекла. Уж не я ли сам вызвал это эхо, эту мигающую голограмму откуда-то из глубин своего разума? Мои друзья – и вдруг здесь, сейчас… да во что угодно будет легче поверить! Со странными детьми все кажется возможным, но в невозможность такого визита я до сих пор верил совершенно твердо – среди прочих, весьма немногих исключений.
Я сам решил оставить Дьявольский Акр. Вернуться домой, куда друзья не могли за мной последовать. Я надеялся, что там сумею свить воедино разрозненные ниточки своей жизни: нормальное и странное, обычное и необычайное. Еще одна невозможность…
Дедушка, помнится, тоже пытался сшить свои разные жизни вместе и потерпел неудачу, отдалившись в итоге и от нормальной семьи, и от странной. Отказавшись выбирать между двумя жизнями, он обрек себя на утрату обеих – и с минуты на минуту это предстояло и мне.
Между тем сквозь пыльное облако к нам шла некая фигура.
– Кто вы, черт подери? – спросил мой дядя.
– Алма ЛеФэй Сапсан, – любезно сообщила она. – Временно исполняющая обязанности главы Совета имбрин и директриса вот этих странных детей. Мы уже встречались раньше, хотя я и не рассчитываю, что вы вспомните. Дети, поздоровайтесь.
Глава первая
Если подумать, это очень странно – что разум может переварить и чему он сопротивляется. Я только что пережил самое сюрреалистическое лето, какое только можно вообразить: путешествия в прошедшие эпохи, укрощение невидимых чудовищ, влюбленность в застрявшую во времени бывшую подружку моего деда. Но только сейчас, в ничем не примечательном настоящем обычного флоридского городка, в доме, где прошло все мое детство, я обнаружил, что не в силах поверить своим глазам.
Енох развалился на нашем бежевом раздвижном диване и потягивал колу из папиного стакана с футболистами из «Тампа Бэй». Оливия расстегнула свои свинцовые ботинки, взмыла к потолку и теперь каталась, описывая круги, на вентиляторе. Гораций и Хью отправились на кухню: первый разглядывал фото на дверце холодильника, а второй – обшаривал территорию, ища, чем бы подкрепиться. Клэр, разинув оба рта, таращилась на гигантский черный монолит настенного телевизора. Миллард… скажем так, мамины журналы по декору интерьеров воспаряли с кофейного столика, сами собой открывались и шелестели страницами в воздухе, пока Миллард их просматривал; отпечатки его босых ступней виднелись на ковре. Такое слияние миров я воображал тысячу раз, но не смел и мечтать о нем. Но вот вам, пожалуйста: мои До и После вдруг столкнулись с могучей силой, как две планеты в космосе.
Миллард уже попытался мне объяснить, как им удалось сюда попасть – судя по всему, невредимыми – и почему они больше не боялись задержаться в моем времени. Разрушение петли, чуть не прикончившее нас всех в Дьявольском Акре, перезапустило их внутренние часы. Как так вышло, он не очень разобрался, только понял, что в случае, если они пробудут слишком долго в настоящем, внезапное и катастрофическое старение им почему-то больше не грозит. Они просто станут взрослеть самым обычным образом, как я, – словно долг всех этих лет им неожиданно простился и они не потратили большую часть двадцатого века, проживая снова и снова один и тот же солнечный летний день. Без сомнения, это было настоящее чудо – беспрецедентный прорыв во всей истории странных людей. И все же оно удивляло и занимало меня и вполовину не так, как то, что они сейчас здесь, со мной, – что рядом стоит Эмма, прекрасная, сильная Эмма, и пальцы ее переплетены с моими, а сияющие зеленые глаза в изумлении разглядывают комнату. Эмма, о которой я так часто мечтал, которую видел во снах все эти долгие, одинокие недели, прошедшие со времени возвращения домой. На ней было приличное серое платье ниже колена и прочные туфли на плоской подошве, в которых, если что, и бегать можно, а волосы цвета песка были забраны в хвост. Когда от тебя долгие десятилетия зависят все и вся, поневоле станешь практичной до мозга костей, но ни ответственность, ни груз прожитых лет не погасили девчоночьей искры, так ярко озарявшей ее изнутри. Эмма была одновременно и жесткой, и мягкой, кислой и сладкой, старой и юной. И то, что она была всем этим сразу, я больше всего в ней любил. Душа бездонной глубины…
– Джейкоб?
Оказывается, она уже некоторое время со мной говорила. Я даже попробовал ответить, но разум мой уже засосало в зыбучие пески грез.
Она помахала рукой у меня перед носом, пощелкала пальцами – большой заискрил, как кремень. Я вздрогнул и пришел в себя.
– Ой, – сказал я. – Прости.
– Ты куда уехал?
– Я просто… – я махнул рукой, словно убираю невидимую паутину. – Так здорово снова всех вас видеть!
Собрать в охапку десяток воздушных шариков – и то проще, чем закончить такую фразу.
Ее улыбка не сумела скрыть некоторой озабоченности.
– Я понимаю, это очень странно, что все мы вдруг вот так к тебе заявились. Надеюсь, для тебя это не стало таким уж большим потрясением.
– Нет, что ты! Ну, ладно… есть немножко.
Я кивнул в сторону комнаты и всех, кто в ней был. Веселый хаос был постоянным спутником наших друзей.
– Ты уверена, что все это мне не снится?
– А ты уверен, что это не снится мне?
Эмма взяла мою ладонь и крепко пожала; тепло и твердость ее руки придали миру весомости.
– Сказать не могу, сколько раз за все годы я представляла, как приеду в этот городок.
Я на мгновение потерял дар речи, но потом до меня дошло. Ну, конечно… дедушка. Эйб же тут жил с пятидесятых – я помнил флоридский адрес на письмах, которые хранила Эмма. Взгляд ее слегка затуманился, словно она потерялась в воспоминаниях, а я ощутил совершенно неуместный укол ревности, и тут же его устыдился. Она имела полное право вспоминать прошлое и чувствовать себя не в своей тарелке от встречи наших двух миров. Совсем как я.
Тут в гостиную, словно торнадо, ворвалась мисс Сапсан. Она уже освободилась от дорожного плаща и осталась в изумительном пиджаке из зеленого твида и бриджах для верховой езды, словно и правда только что прискакала сюда верхом. На ходу директриса раздавала приказы.
– Оливия, немедленно спускайся! Енох, убери ноги с дивана!
В меня она ткнула пальцем и кивнула в сторону кухни.
– Мистер Портман, есть вопросы, требующие вашего внимания.
Эмма взяла меня под руку и составила мне компанию, за что я был ей чрезвычайно благодарен: комната пока так и не перестала кружиться.
– Уже пошли обниматься? – бросил Енох. – Мы же только приехали!
Эмма резко вскинула руку и слегка прижарила ему прическу. Енох отпрыгнул и принялся хлопать себя по дымящейся макушке. Я рассмеялся, и смех, кажется, вымел паутину у меня из головы. Да, друзья были совершенно настоящие и действительно сидели у меня в гостиной. Более того, судя по словам мисс Сапсан, они собирались тут немного погостить. Познакомиться, так сказать, с современным миром. Устроить себе каникулы. Заслужили они, в конце концов, или нет небольшой отдых от разрухи Дьявольского Акра, ставшего им временным пристанищем – теперь, когда их гордый старый дом на Кэрнхолме стерт с лица земли? Разумеется, я был им рад и, более того, невыразимо благодарен за приезд. Но вот что теперь с ними делать? И с моими родителями и дядьями, которых сейчас стерегла в гараже Бронвин? Нет, для одного раза это было слишком, и я решил оставить вопросы на потом.
На кухне возле открытого холодильника мисс Сапсан беседовала с Горацием. Посреди нержавейки и прямых углов нашей современной кухни оба выглядели крайне неуместно, будто актеры, которые ошиблись съемочной площадкой. Гораций размахивал пластиковой упаковкой с сырными косичками.
– Но тут только странная еда, а у меня уже сотни лет во рту маковой росинки не было!
– Не преувеличивай, Хью.
– А я и не преувеличиваю. В Дьявольском Акре сейчас 1886-й, а завтракали мы там. Я только что закончил инвентаризацию и, должен признаться, потрясен. Пакет пищевой соды, банка соленых сардин плюс коробка печенья ассорти с популяцией жучка. У них что, правительство ввело продуктовые карточки? Идет война?
– Мы берем еду навынос, – объяснил я, поравнявшись с ним. – Мои родители обычно не готовят.
– Тогда зачем им такая возмутительно большая кухня? Я могу сколько угодно быть опытным chef de cuisine[1], но не в состоянии приготовить что-то из ничего.
На самом деле папа увидел эту кухню в каком-то журнале по дизайну и решил, что она ему нужна. Цена была несусветная, но он пообещал, что научится готовить и станет закатывать для всей семьи баснословные званые ужины. Правда, после нескольких занятий по кулинарии все эти мечты – как и большинство других его планов – пошли прахом. Так что теперь огромная и дорогущая кухня использовалась в основном для приготовления замороженных обедов из супермаркета и разогрева того, что вчера доставили из ресторана. Впрочем, ничего этого я не сказал, а только пожал плечами.
– Уверена, в ближайшие пять минут ты от голода не умрешь, – заявила мисс Сапсан и выгнала Горация и Хью из кухни.
– Итак, – продолжала она, поворачиваясь ко мне. – Вы сегодня что-то нетвердо стоите на ногах, мистер Портман. Вы себя хорошо чувствуете?
– С каждой минутой все лучше, – сказал я, слегка смутившись.
– Возможно, у вас легкие последствия смены петлевых поясов, – предположила она. – В вашем случае слегка отложенные, но тем не менее это абсолютно нормально для путешественника во времени. Особенно для новичка.
Она говорила, обращаясь ко мне через плечо, разгуливая по кухне и заглядывая в каждый шкафчик по очереди.
– Симптомы обычно самые разные. И давно у вас эти головокружения?
– Да вот с самого вашего появления. Но вообще-то я в полном порядке…
– А как насчет мозолей, мигрени, прободения язв? Имеются?
– Нет.
– Внезапные психические расстройства?
– Э-э-э… да вроде не припомню.
– Невылеченный синдром сдвига петлевых поясов – это вам не шуточки, мистер Портман, – сурово отрезала мисс Сапсан. – Люди от этого, бывает, и умирают. О! Печенье!
Она схватила с буфета коробку печенья, вытряхнула одну себе на ладонь и отправила в рот.
– Так. А улитки в утреннем стуле? – продолжила она, жуя.
Я чуть не расхохотался, но все-таки сумел взять себя в руки.
– Нет.
– Внезапная беременность?
– Вы же не серьезно, – содрогнулась Эмма.
– Нам известен только один такой случай, – мисс Сапсан пожала плечами, поставила на место коробку и пронзила меня взглядом. – Субъект был мужского пола.
– Я не беременный! – сказал я, пожалуй, чересчур громко.
– И слава богу! – прокричали мне в ответ из гостиной.
Мисс Сапсан ободряюще похлопала меня по плечу.
– Судя по всему, тебе ничего не грозит. Надо было предупредить тебя раньше.
– Хорошо, что вы этого не сделали.
Мало того, что я бы впал в паранойю, так еще и родители наверняка давно отправили бы меня в психушку, если бы я вдруг начал тайно скупать тесты на беременность и проверять утренний стул на предмет улиток.
– Честность прежде всего, – подытожила она. – Теперь, прежде чем мы начнем отдыхать и наслаждаться обществом друг друга, займемся делом.
Она принялась кружить по маленькому пятачку между раковиной и двумя духовками.
– Первое: надежность и безопасность. Я обследовала дом. Все на первый взгляд тихо, но внешность бывает обманчива. Есть что-нибудь, что я должна знать о ваших соседях?
– Например, что?
– Стаж преступной деятельности? Склонность к насилию? Коллекции огнестрельного оружия?
Соседей у нас было только двое: древняя миссис Меллорус – прикованная к креслу восьмидесятилетняя леди, покидавшая дом исключительно при помощи постоянно проживающей с ней сиделки, и немецкая пара, большую часть года проводившая где-то в другом месте. Их огромный и безвкусный, как «Макдоналдс», особняк в кейп-кодском стиле пустовал – возвращались они только зимой.
– Миссис Меллорус иногда шумит, – сказал я задумчиво. – Но если никто уж совсем особенный не полезет к ней на двор, проблем с ней не будет.
– Ясно. Второе: ощущал ли ты присутствие пустóт с тех пор, как вернулся домой?
При этом слове, уже много недель не мелькавшем в голове и не слетавшем с уст, у меня подскочило давление.
– Нет, – быстро сказал я. – А что? Были еще нападения?
– Никаких нападений. Никаких признаков присутствия. Это-то меня и беспокоит. Так, теперь о твоей семье…
– Я думал, мы всех их убили или захватили в Дьявольском Акре, – перебил я, не готовый так быстро менять тему.
– Не всех. Нескольким тварям удалось скрыться, и они увели с собой небольшой отряд пустóт после нашей победы. Мы полагаем, что они могли отправиться в Америку. И хотя я сомневаюсь, что они рискнут к тебе приблизиться – свой урок они, смею заметить, выучили хорошо, – но вынуждена предположить, что они что-то замышляют. Лишние предосторожности никогда не повредят.
– Они теперь боятся тебя, Джейкоб, – с гордостью сказала Эмма.
– Меня?
– Дураки бы они были, если б не боялись после взбучки, которую ты им устроил, – раздался из кухни голос Милларда.
– Вежливые люди не подслушивают чужих разговоров, – возмутилась мисс Сапсан.
– А я и не подслушивал. Я проголодался. К тому же меня послали попросить вас не мучить Джейкоба. Мы все, знаете ли, проделали долгий путь, чтобы повидать его.
– Они все ужасно по нему соскучились, – пояснила Эмма. – Почти так же сильно, как я.
– Возможно, настало время обратиться к собравшимся, – обратилась ко мне мисс Сапсан. – Обозначь им ряд основополагающих правил.
– Основополагающих правил? – удивился я. – Это каких же?
– Они – мои подопечные, мистер Портман, но это ваш город и ваше время. Мне нужна ваша помощь, чтобы защищать их от опасностей.
– По-моему, их достаточно просто кормить, – заметила Эмма.
Я повернулся к мисс Сапсан.
– А что вы говорили раньше, про моих родных?
Нельзя же держать их пленниками в гараже до скончания века… К тому же мне становилось неуютно от мысли, что с ними что-то придется делать.
– Не стоит беспокоиться, – сказала она. – У Бронвин все под контролем.
Не успели эти слова слететь с ее губ, как со стороны гаража раздался грохот, от которого затряслись стены. Дом тряхануло так сильно, что с ближайшей полки на пол посыпались стаканы. Все посмотрели на осколки.
– Это определенно похоже на ситуацию, вышедшую из-под контроля, – заметил Миллард.
Мы уже мчались в ту сторону.
– Всем оставаться на местах! – крикнула мисс Сапсан, пробегая мимо гостиной.
Я ринулся вон из кухни; адреналин подстегивал меня, Эмма наступала мне на пятки. Я не знал, чего ожидать, когда мы добежим до гаража: дыма? Крови? Грохот был очень похож на взрыв… В общем, я никак не думал, что застану родителей и дядьев спящими в машине как младенцы. Автомобиль застрял задом в здоровенной дыре, образовавшейся в подъемной гаражной двери; бетон вокруг был усыпан битым стеклом от задних фар. Мотор работал вхолостую. Перед машиной стояла Бронвин, в руках она держала бампер.
– Ох, простите! Понятия не имею, что случилось, – сказала она и с лязгом уронила бампер.
До меня дошло, что нужно срочно заглушить двигатель, пока мы все тут не задохнулись; я кинулся к водительской двери. Она оказалась заперта. Ну конечно – родственники пытались спастись от Бронвин. Ясное дело, они перепугались.
– Я могу ее открыть, – предложила Бронвин. – Посторонись!
Она покрепче уперлась ногами в пол и ухватилась обеими руками за ручку.
– Что ты… – начал я, но тут Бронвин дернула и открыла дверь. А заодно и сорвала ее с петель.
Вес и инерция довершили дело – дверь вырвалась из рук Бронвин, продолжила движение и врезалась в дальнюю стену. Звук от удара был такой, что меня отбросило назад.
– Фьюить! – прокомментировала Бронвин в наступившей за этим звенящей тишине.
Гараж напоминал попавшие под бомбежку дома, которые я видел в военном Лондоне.
– Бронвин! – воскликнула Эмма, убирая руки, которыми она прикрывала голову. – Ты могла кому-нибудь голову снести!
Я нырнул в дыру от водительской двери, перегнулся через спящую маму и вытащил ключ из замка зажигания. Мама привалилась к отцу, который храпел, упершись лбом в окно: от его дыхания на стекле получался пустой пузырь для слов, как в комиксах. На заднем сиденье в объятиях друг друга спали оба дяди. Несмотря на дикий шум, никто из них даже не пошевелился. Мне было известно только одно вещество, способное погрузить людей в такой глубокий сон, – перетертый в порошок кусочек Матушки Пыли. Выбравшись из машины и выпрямившись, я увидел мешочек снадобья в руках Бронвин. Она пыталась объяснить, что тут произошло.
– Тот джентльмен сзади, – она ткнула пальцем в моего дядю Бобби. – Он пытался достать свой… вот этот маленький…
– Мобильный телефон, – поспешно подсказал я.
– Он самый, – кивнула она. – Ну, я его и отобрала. Тут они все взбесились, как мешок с хорьками, и тогда я сделала, как показывала мисс Эс.
– Ты использовала порошок? – строго спросила мисс Сапсан.
– Я дунула прямо на них, но они не сразу заснули. Папа Джейкоба завел машину, но поехал почему-то не вперед, а… а…
Она махнула на продырявленную гаражную дверь. Мисс Сапсан ободряюще похлопала ее по руке.
– Да, дорогая, вижу. Ты все сделала совершенно правильно.
– Ага, и прямо в стену, – поддакнул Енох.
Из коридора на нас с любопытством таращились остальные дети, сбившиеся в тесную кучку.
– Я, кажется, велела всем оставаться на месте, – заметила мисс Сапсан.
– Это после такого-то грохота? – спросил Енох.
– Прости меня, Джейкоб, – взмолилась Бронвин. – Они так разволновались, я просто не знала что делать. Я же не причинила им никакого вреда, правда?
– Нет, не думаю. – Я помнил, как сам спал плюшевым сном после порошка Матушки Пыли. Это далеко не худший способ провести несколько часов. – Можно я посмотрю дядин телефон?
Бронвин вытащила его из кармана и протянула мне. По экрану паутиной расползлись трещины, но прочитать написанное было можно. Когда он включился, я увидел ряд сообщений от тети: «Что происходит?», «Когда ты будешь дома?», «У вас там все в порядке?». В ответ дядя Бобби начал было набирать «ЗВОНИ В ПОЛИ…», но тут до него дошло, что он с тем же успехом может позвонить туда сам. К счастью, Бронвин отобрала у него телефон раньше, чем он успел это сделать. Если бы она промедлила еще несколько секунд, нам бы сейчас пришлось разбираться со спецназом. У меня стало тесно в груди при мысли, как легко ситуация могла стать очень сложной и очень опасной. Вот черт, подумал я, переводя взгляд с пострадавшей машины на не менее пострадавшие дверь и стену. Она уже стала.
– Не стоит беспокоиться, Джейкоб, – мисс Сапсан обошла вокруг автомобиля, оценивая ущерб. – Мне случалось разбираться и с более неприятными историями. Твои родные крепко проспят до утра, и, смею заметить, нам неплохо бы заняться тем же.
– А утром что? – пробормотал я в тревоге, начиная покрываться потом.
Кондиционера в гараже не было, и тут уже стало душно, как в парнике.
– Когда они проснутся, я сотру их последние воспоминания и отправлю твоих дядюшек по домам.
– Но что они…
– Я объясню им, что мы – дальние родственники со стороны твоего отца, приехали из Европы поклониться могиле старого Эйба. А что касается сумасшедшего дома, так ты теперь чувствуешь себя гораздо лучше и в психиатрической помощи больше не нуждаешься.
– А что, если…
– О, не волнуйся, они поверят. Обычные люди очень внушаемы после чистки памяти. Я могла бы с тем же успехом убедить их, что мы – гости из лунных колоний.
– Мисс Сапсан, прошу вас, прекратите.
– Мои извинения, – улыбнулась она. – Сто лет на посту директрисы учат предвосхищать вопросы, это экономит время. А теперь, дети, идите за мной. Мы должны обсудить протокол на ближайшие несколько дней. Нам нужно многое узнать о настоящем, а для учебы нет лучше времени, чем настоящее.
И она погнала своих подопечных из гаража под слаженный хор вопросов и жалоб.
– На сколько мы тут останемся? – спрашивала Оливия.
– Можно утром сходить на разведку? – спрашивала Клэр.
– Я бы все-таки хотел что-нибудь съесть, прежде чем исчезнуть с лица земли, – ворчал Миллард.
Вскоре я остался в гараже один. Мне не хотелось оставлять родных тут на всю ночь… К тому же меня беспокоила предстоящая чистка памяти. Мисс Сапсан, понятное дело, была совершенно уверена в себе, но эта чистка будет серьезнее, чем та, прошлая, в Лондоне, когда она удалила всего минут десять из их воспоминаний. А что, если она сотрет слишком мало или слишком много? Что, если папа забудет все, что знал о птицах, или мама забудет французский, который выучила еще в колледже? Я смотрел, как они спят, и этот новый груз тяжело давил мне на плечи. Я внезапно и неприятно почувствовал себя взрослым, а они – такие хрупкие, кроткие, слегка слюнявые – казались малышами. Может, есть какой-то другой путь?
В открытую дверь заглянула Эмма.
– У тебя все в порядке? Боюсь, если скоро не появится ужин, мальчики взбунтуются.
– Мне показалось, что их не стоит оставлять одних, – кивнул я на родителей.
– Они никуда не денутся, и присматривать за ними не обязательно. После такой дозы они проспят мертвым сном до завтрашнего полудня.
– Я знаю. Просто… мне немного не по себе.
– Для этого нет никаких причин, – она подошла и встала рядом. – Это все не твоя вина. Ты тут совершенно ни при чем.
Я кивнул.
– Все это немного трагично, правда?
– Что именно?
– Сын Эйба Портмана так никогда и не узнает, каким удивительным человеком был его отец.
Эмма взяла мою руку и положила себе на плечи.
– Думаю, в сто раз трагичнее то, что он так никогда и не узнает, какой удивительный человек его собственный сын.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее, и тут у меня в кармане зажужжал дядин телефон. Мы оба так и подскочили. На экране появилось новое сообщение от тети: «Чокнутый Джей уже в психушке?»
– Что там? – спросила Эмма.
– Ничего важного, – ответил я.
Я сунул телефон обратно в карман и решительно повернулся к двери. Бросить родичей в гараже на всю ночь вдруг перестало казаться такой уж плохой идеей.
– Пойдем придумаем что-нибудь на ужин!
– Ты уверен? – удивилась Эмма.
– Абсолютно.
Уходя, я выключил свет.
Я предложил заказать пиццу из пиццерии, где была поздняя доставка. Только несколько человек знали, что такое пицца, а доставка и подавно была для них явлением незнакомым.
– Они что, готовят ее где-то еще и потом привозят к тебе домой? – Горацию эта идея представлялась смутно скандальной.
– Пицца – это что-то из флоридской кухни? – поинтересовалась Бронвин.
– Э-э-э… не совсем, – ответил я. – Но поверь, тебе понравится.
Я сделал огромный заказ, и мы стали ждать, рассевшись на подушках и креслах в гостиной.
– Ты должен что-нибудь сказать, – прошептала мне на ухо мисс Сапсан. – Небольшую приветственную речь.
После чего, не дожидаясь моего согласия, кашлянула и объявила, что, мол, мне есть что сказать. Я встал и несколько неуклюже попытался импровизировать:
– Очень рад видеть всех вас. Не уверен, что вы в курсе, куда везли меня ночью мои родные, но это было плохое место. То есть… – тут я замялся. – Может, оно и хорошее, для тех, у кого действительно проблемы с головой, но… Короче говоря, вы, ребята, спасли мою задницу.
Мисс Сапсан нахмурилась.
– Нет, это ты спас наши… булочки, – возразила Бронвин, опасливо покосившись на директрису. – Мы просто ответили тебе тем же.
– В общем, спасибо. Когда вы все оказались здесь, я подумал, что это сон. Ведь мне снилось, что вы приезжаете, с тех пор, как мы познакомились. Так что это было совсем нелегко – поверить, что все взаправду. В общем, вы здесь, и я надеюсь, что вам тут будет так же хорошо, как было хорошо мне, когда я гостил у вас в петле.
В завершение я кивнул и, внезапно смутившись, уставился в пол.
– Короче, с ума сойти, что вы приехали, я вас всех люблю, конец.
– Мы тоже тебя любим! – сказала Клэр, вскочила и побежала ко мне обниматься.
К ней присоединились Оливия и Бронвин, а секунду спустя почти все навалились на меня, будто собирались вышибить из меня дух.
– Мы так рады, что мы здесь, – сказала Клэр.
– А не в Дьявольском Акре, – сказал Гораций.
– Вместе нам будет так весело! – сказала Оливия.
– Прости, что мы разнесли тебе часть дома, – сказала Бронвин.
– Почему это сразу «мы»? – сказал Енох.
– Эй, мне дышать нечем, – сказал, вернее, прохрипел я. – Вы меня почти задушили…
Все расступились, чтобы я мог вдохнуть. В образовавшуюся брешь ввинтился Хью и ткнул меня в грудь.
– Ты же в курсе, что мы не все тут, да?
Одинокая пчела описывала круги вокруг него. Все отошли еще, чтобы дать место Хью и его свирепому насекомому.
– Ты сказал, что рад, что мы все здесь, а мы вовсе и не все.
Понадобилась целая секунда, чтобы понять, что он имеет в виду, и мне стало стыдно.
– Прости, Хью. Я вовсе не хотел вычеркивать Фиону.
Он посмотрел на свои мохнатые полосатые носки.
– Иногда мне кажется, что все, кроме меня, ее забыли.
Нижняя губа у него задрожала, и он стиснул кулаки, пытаясь сдержаться.
– Она не умерла, сам знаешь.
– Надеюсь, ты прав.
Он с вызовом посмотрел мне в глаза.
– Нет, не умерла.
– Хорошо, не умерла.
– Я очень скучаю по ней, Джейкоб.
– Мы все скучаем, – сказал я. – Я не собирался ее вычеркивать, и я о ней не забыл.
– Извинения приняты, – ответил Хью, вытер лицо, развернулся и вышел из комнаты.
– Ты не поверишь, – заметил Миллард, – но это большой прогресс.
– Он ни с кем из нас почти не говорит, – вставила Эмма. – Все время злой и не желает смотреть правде в глаза.
– Думаете, это правда и Фиона жива? – спросил я.
– Маловероятно, – сказал Миллард.
Мисс Сапсан поморщилась и приложила палец к губам, подплывая к нам через комнату. Подойдя, она обняла всех сразу и прижала к себе.
– Мы отправили весточку во все петли, во все странные семьи, с которыми у нас есть связь, – тихо сказала она. – Разослали коммюнике, бюллетени, фотографии, подробные описания… Я даже послала к мисс Королек голубей-разведчиков, чтобы они прочесали леса в поисках Фионы. Пока никакого результата.
Миллард вздохнул.
– Бедняжка. Если бы она была жива, разве она бы уже не вышла на связь? Нас не так уж трудно найти.
– Думаю, да, – сказал я. – А кто-нибудь пытался найти ее… гм…
– Ее тело? – закончил Миллард.
– Миллард! – воскликнула директриса.
– Это было бестактно? Нужно было подобрать менее точный термин? – всполошился он.
– Просто помолчи, – прошипела мисс Сапсан.
У Милларда не было проблем с эмоциями – у него были проблемы с эмоциями других.
– Обвал, который, скорее всего, убил Фиону, – сказал он, – произошел в петле для странных животных, которая потом схлопнулась. Если ее тело и было там, вернуть его уже не удастся.
– Я думаю, не устроить ли поминальную службу, – заметила мисс Сапсан, – но не могу даже заговорить об этом – боюсь снова вогнать Хью в депрессию. Если мы будем с ним слишком жесткими…
– Он даже не стал заводить новых пчел, – сказал Миллард. – Сказал, что не сможет любить их, как прежних, потому что они никогда не знали Фиону. Оставил только одну. Она уже довольно преклонного возраста.
– Сдается мне, перемена мест может хорошо на него повлиять, – начал я, но тут зазвенел дверной звонок.
И как раз вовремя – атмосфера в гостиной с каждой секундой становилась все тяжелее. Клэр и Бронвин двинулись за мной к дверям, но тут вмешалась мисс Сапсан:
– Нет уж, леди, не думаю! Вы еще не готовы общаться с обычными людьми.
Вряд ли для них было так уж опасно увидеть доставщика пиццы, но… Я открыл дверь. На пороге, едва удерживая стопку коробок с пиццей, стоял парень, которого я знал еще со школы.
– Девяносто четыре шестьдесят, – невнятно сообщил он с той стороны, потом приветственно дернул головой. – Ого! Портман?
– А, Джастин. Привет.
Звали его Джастин Пампертон, но решительно все сокращали это до «Памперса». На досуге он вместе с другими придурошными скейтерами торчал на городских парковках. Возможно, еще и употреблял.
– Выглядишь шикарно. Тебе, типа, того – уже лучше?
– Ты вообще о чем? – спросил я, вовсе не желая этого знать и как можно быстрее отсчитывая деньги (я совершил налет на ящик с носками в родительском шкафу, они всегда держали там пару сотен наличными).
– Ну, вроде ходил слух, что ты типа того, ку-ку. Только без обид.
– Гм… нет. Я в порядке.
– Ну, офигеть, – сказал он, кивая, как автомобильный болванчик с головой на пружине. – А я слышал…
В доме кто-то засмеялся, и он заткнулся на полуслове.
– Чувак, у тебя там что, вечеринка?
Я выхватил пиццы и сунул ему деньги.
– Вроде того. Сдачу оставь себе.
– С девчонками?!
Он попробовал заглянуть в дом, но я ему помешал.
– Я через час освобождаюсь, могу пива захватить…
В жизни я так не хотел ни от кого избавиться.
– Извини, это типа частное мероприятие.
Он явно был впечатлен.
– Ну, ты даешь, чувак!
Он поднял руку на «дай пять», сообразил, что мои заняты пиццей, и потряс кулаком.
– Увидимся через неделю, Портман!
– Через неделю?
– Школа, бро! Ты на какой планете живешь?
И он потрусил к своему хэтчбеку, качая головой и похохатывая.
Когда я принес и раздал пиццу, все разговоры разом прекратились. Целых три минуты было слышно только как мои гости жуют и – время от времени – удовлетворенно хмыкают. В воцарившейся тишине я повторял про себя слова Джастина. Школа. Через неделю. Каким-то непостижимым образом я совершенно о ней забыл. Пока родители не решили, что я недееспособен, и не попытались посадить меня под замок, я вообще-то планировал вернуться в школу. Продержаться как-то дома до выпускного, а потом сбежать в Лондон, чтобы быть с Эммой и друзьями. Но теперь друзья, казавшиеся мне такими далекими, и мир, выглядевший столь недоступным, явились прямо ко мне на порог, и все изменилось – не успела и ночь миновать. Друзья теперь могли свободно путешествовать где (и когда) хотят. Даже представить себе нескончаемые уроки, перемены, собрания… когда все вот это только тебя и ждет – стоит руку протянуть? Слишком непростое решение, особенно когда у тебя пицца на коленях, а голова все еще кружится от мысли, что это возможно. До школы еще целая неделя. Есть время все обдумать. Сейчас вполне достаточно будет поесть и насладиться обществом друзей.
– Лучшая еда на свете! – объявила Клэр с полным ртом расплавленного сыра. – Я каждый вечер буду это есть!
– Нет, если хочешь прожить больше недели! – возразил Гораций, придирчиво выбирая оливки из своего куска. – В ней больше натрия, чем в Мертвом море.
– Испугался, что растолстеешь? – захохотал Енох. – Толстый Гораций – хотел бы я это увидеть.
– Что меня разнесет? Да, испугался, – сказал тот. – В отличие от мешков из-под муки, которые носишь ты, моя одежда сшита по фигуре.
Енох окинул взглядом свой костюм: серую рубаху без воротника, черный жилет, черные обтрепавшиеся штаны и лакированные кожаные ботинки, утратившие блеск еще в незапамятные времена.
– Я обзавелся ими в Паррриже, – с подчеркнуто французским выговором сообщил он. – У одного модного парня, которому они были больше не нужны.
– У мертвого парня, – уточнила, скривившись от отвращения, Клэр.
– Похоронное бюро – лучший секонд-хенд на свете, – заметил Енох, вгрызаясь в пиццу. – Нужно только забирать одежду, пока ее предыдущий хозяин не протек.
– Что-то у меня аппетит пропал, – Гораций поставил тарелку на кофейный столик.
– Возьми и доешь, – велела мисс Сапсан. – Мы едой не бросаемся.
Гораций вздохнул, но послушался.
– Я иногда завидую Ноллингсу. Может хоть сто фунтов набрать, никто и не заметит.
– Я, к твоему сведению, очень стройный, – сказал Миллард; последовавший за этим звук можно описать только как шлепок ладонью по голому животу. – Иди сюда, потрогай, если не веришь.
– Нет уж, увольте.
– Ради птицы, немедленно оденься, Миллард, – сказала мисс Сапсан. – Что я тебе говорила по поводу неуместной наготы?
– Какая разница, если меня все равно никто не видит? – возмутился Миллард.
– Такая, что это дурной вкус.
– Но тут жарко!
– Немедленно, мистер Ноллингс!
Миллард встал и вышел, ворча что-то по поводу ханжей и блюстителей нравов, и через минуту вернулся в банном полотенце, свободно обмотанном вокруг пояса. Этот наряд мисс Сапсан тоже не одобрила и отослала его экспериментировать дальше. Во второй раз он вернулся одетый почти во все, что нашлось у меня в шкафу, включая горные ботинки, шерстяные брюки, пальто, шарф, перчатки и шапку.
– Миллард, тебя тепловой удар хватит! – в ужасе воскликнула Бронвин.
– Зато никто не станет представлять себе, как я выгляжу в естественном виде! – заметил он, добившись желаемого эффекта: мисс Сапсан свирепо объявила, что пора произвести очередную проверку безопасности, и стремительно покинула комнату.
Долго сдерживаемый смех разом прорвался наружу.
– Видели ее лицо? – простонал Енох. – Ноллингс, она была готова тебя убить!
Отношения между мисс Сапсан и детьми менялись на глазах. Дети теперь куда больше походили на настоящих подростков, которые то и дело проверяют чужие границы.
– Вы все вели себя грубо! – сказала Клэр. – Перестаньте сейчас же!
Ну, да, проверяют, но не все.
– Тебе еще не надоели нотации из-за каждого пустяка? – спросил Миллард.
– Пустяка! – завопил Енох и снова расхохотался. – У Милларда там ме-е-е…
Клэр укусила его за плечо своим задним ртом.
– Нет, от этого я не устала, – заявила она, пока Енох потирал пострадавшее место. – А вот то, что ты ходишь голым в смешанной компании без всякой на то причины, кажется мне странным.
– О-о, какой бред! – вздохнул Миллард. – Еще кого-нибудь это беспокоит?
Все девочки подняли руки.
– Ну, хорошо. Я приложу все старания, чтобы всегда быть полностью одетым и не создавать никому неудобств основополагающими фактами человеческой биологии.
Мы болтали и болтали. Нам столько всего нужно было обсудить! В гостиной быстро воцарилась непринужденная оживленность – казалось, мы только вчера расстались, хотя на самом деле прошло уже полтора месяца. И так много всего произошло за это время! По крайней мере, у них; до меня новости доходили лишь изредка, в письмах Эммы. Гости по очереди рассказывали о приключениях во всяких странных местах, куда попадали через Панпитликум, – хотя речь, разумеется, шла только о тех петлях, что были предварительно разведаны имбринами и объявлены безопасными. Что таится за всеми дверями Панпитликума, никто до сих пор точно не знал. Они побывали в петле древней Монголии и повидали странного пастуха, говорившего на овечьем языке: он пас свое стадо без палки и собаки – управляя одним только голосом. Оливии больше всего понравилась петля в Атласских горах Северной Америки: там был странный маленький городок, где все люди умели летать, как она. Над городом была натянута сетка, и жители могли целый день летать по своим делам безо всяких свинцовых ботинок – просто прыгали с места на место, как акробаты в невесомости. В Амазонии тоже была петля – очень популярное место: фантастический город в джунглях, целиком из деревьев. Корни и ветки были так искусно переплетены между собой, что получались дороги, мосты и дома. Странные люди там умели управлять растениями, примерно как наша Фиона. Хью это так расстроило и напугало, что он почти сразу сбежал из петли обратно в Дьявольский Акр.
– Там было жарко и жуткие насекомые, – пояснил Миллард, – зато местные жители очень приветливые. Они показали нам, как готовить из растений совершенно фантастические снадобья.
– А на рыбалку они ходят со специальным ядом, – добавила Эмма, – который глушит рыбу, но не убивает, так что остается только достать из воды ту, которая им понравилась. Просто гениально!
– У нас и другие путешествия были, – сказал Бронвин. – Эм, покажи Джейкобу свои снимки!
Эмма вскочила с кушетки, на которой сидела рядом со мной, и побежала доставать их из чемодана. Через минуту она вернулась с фотографиями, и мы сгрудились в свете напольной лампы, чтобы их рассмотреть.
– Я только недавно начала фотографировать и до сих пор не понимаю, что я делаю… – смущенно сказала Эмма.
– Не скромничай, – возразил я. – Ты присылала мне свои фотографии в письмах, они были отличные.
– Ой, я и забыла…
Хвастливость Эмме была совершенно не свойственна, но и трубить о своих достижениях, когда у нее что-то действительно хорошо получалось, она не боялась. Раз она так стесняется снимков, значит, стандарты у нее высокие и она стремится им соответствовать. К счастью для нас обоих (мне очень тяжело изображать энтузиазм, если я его не испытываю), у Эммы был настоящий талант. Но хотя композиция, кадрирование, экспозиция и все остальное были превосходны (хотя я, конечно, не эксперт), особенно интересными были сюжеты. Интересными и ужасными.
На первом снимке человек десять из викторианской эпохи непринужденно позировали, словно у них тут пикник… – вот только местом действия были двускатные крыши домов, выглядевшие так, словно на них наступил разъяренный великан.
– Это землетрясение в Чили, – объяснила Эмма. – Отпечатано на бумаге, которая, к сожалению, жутко состарилась, стоило нам покинуть Дьявольский Акр.
На следующей картинке поезд сошел с рельсов и завалился набок. Вокруг сидели и стояли дети – видимо, все они были странные. Все улыбались, словно это был очень крутой аттракцион.
– Железнодорожная катастрофа, – вставил Миллард. – Поезд перевозил какие-то летучие химикаты. Через пару минут после этого кадра мы отступили на безопасное расстояние и видели, как он загорелся и взорвался. Было очень живописно!
– А какой смысл в этих фотографиях? – спросил я. – В какой-нибудь крутой петле в Амазонии будет гораздо веселее.
– Мы помогали Харону, – ответил Миллард. – Помнишь его: высокий такой лодочник в плаще, из Дьявольского Акра? С крысами еще дружит?
– Забудешь такого, как же.