Лена. Начало
В то время как другие люди летали во снах, я проваливалась в кошмарах. Я не могла рассказать, но и не могла перестать думать об этом.
О нем.
Итан падал.
Ботинок Итана упал на землю за секунду до этого.
Видимо он слетел, когда Итан упал.
Я задалась вопросом, знал ли он.
Если он знал.
Каждый раз, как я закрывала глаза, я видела как его грязный черный ботинок падал с вершины водной башни. Иногда я надеюсь, что это всего лишь сон. Я надеялась, что проснусь, и он будет ждать меня на дороге перед Равенвудом, чтобы подвезти меня в школу.
"Просыпайся, соня. Я почти здесь", – вот что он сказал бы, используя келтинг.
Я бы услышала ужасную музыку Линка сквозь открытое окно еще до того, как увидела Итана за рулем.
Вот как я представляла это.
Раньше мне снились кошмары о нем тысячу раз. До того как я узнала его, узнала, что он это Итан. Но этот сон не был похож ни на один из моих прежних кошмаров.
Так не должно было случится. Этого нельзя было предположить в его жизни. В моей тоже.
Этот грязный черный ботинок не должен был упасть.
Жизнь без Итана была хуже кошмара.
И она была реальна.
Настолько реальна, что я отказывалась в нее верить.
Второе февраля.
Кошмары заканчиваются.
Именно так ты понимаешь, что это был только кошмарный сон. Это – Итан – всё – это не конец, даже не намек на окончание.
Я чувствовала..я чувствую, словно я в тупике.
Как будто бы моя жизнь раскололась, когда он, когда все остальное закончилось.
Она разбилась на тысячи мелких кусочков.
Когда он ударился об землю.
Я не могла больше смотреть в мой блокнот. Я не могла писать стихи; больно было даже перечитывать их.
Все это было правдой.
Самый важный человек в моей жизни умер, спрыгнув с Самервильской водной башни. Я знала, почему он это сделал. Но от этого знания я не чувствовала себя лучше.
От того, что он поступил так ради меня, мне становилось только хуже.
Иногда, я думала, что мир не стоил этого.
Спасения.
Иногда, я думала, что не заслуживаю его и я.
Итан думал,что делает все правильно.Он знал что это безумие.И он не хотел уходить,но он должен был в любом случае.
В этом был весь Итан.
Даже, если он был мертв.
Он спас целый мир, но разрушил мой.
Что теперь?
Книга первая
Итан. Дом
Пятно синего неба над моей головой.
Безоблачное.
Идеальное.
Почти как настоящее, только синий чуть ярче, и солнце не так слепит глаза.
Думаю, настоящее небо вовсе не безупречно. Возможно именно это и делает его идеальным.
Делало.
Я снова зажмурился.
И замер.
Я не был уверен, что готов увидеть то, что должен был. Конечно, небо выглядело лучше, Небеса, какие они есть.
Не то, чтобы я считал, что это то, где я был. Я был приличным парнем, насколько мог судить. Но я видел достаточно, чтобы понимать, что все, о чем я думал до сих пор, было в значительной степени ошибочным.
Я был открытым, по крайней мере по Гатлинским стандартам. Я имею ввиду, что слышал все эти теории. Я просидел в классах воскресной школы гораздо долбше, чем должен был. И, после происшествия с моей мамой, Мэриан рассказала мне про уроки Буддизма, которые она брала в Дьюке, преподаваемые парнем по имени Будда Боб, который утверждал, что Рай это слеза в слезе внутри слезы, или что-то в этом роде. За год до этого мама пыталась заставить меня прочитать "Инферно" Данте, Линк сказал, что он про офисное здание, которое загорелось, но на самом деле оказалось, что это было путешествие парня по девяти кругам Ада. Я помню только ту часть, которую мама рассказывала о монстрах и дьяволах, попавших в яму со льдом. По-моему, это был девятый круг Ада, но там было так много кругов, что через какое-то время все они слились в один.
Мне было приятно впервые взглянуть на голубоое небо после всего, что я узнал о потусторонних, параллельных, нечеловеческих мирах и прочих ингридиентах трехслойного торта из вселенных, которым был Мир Чародеев. Для меня было облегчением увидеть, что меня ожидает нечто, напоминающее дешевую холлмаркскую открытку. Я не рассчитывал на украшенные жемчугом врата и голых херувимчиков. Голубое небо – это было прекрасно.
Я снова открыл глаза. Все еще голубое.
Такое же голубое, как в Каролине.
Толстая пчела жужжала у меня над головой, взлетая все выше в небо, – пока не врезалась в него точно так же, как и тысячу раз до этого.
Потому что это не было небом.
Это был потолок.
И это был не Рай.
Я лежал в своей спальне, на старой кровати красного дерева, которая была даже старше, чем сама обитель всех Уэйтов.
Я был дома.
Но это было невозможно.
Я моргнул.
Все ещё дома.
Это был сон? Я отчаянно надеялся, что это так. Может, это то, как было каждое утро на протяжении первых шести месяцев после того, как умерла моя мама?
Пожалуйста, пусть это будет сон.
Я опустил руку и стал обшаривать пыль под кроватью. Нащупав знакомую стопку книг, вытащил одну наугад.
"Одиссея". Один из моих любимых комиксов, хотя я был практически уверен, что "Мэд Комикс" несколько отошел от сюжета, написанного Гомером.
Поколебавшись, я вытащил еще одну книгу. "На дороге" Джека Керуака. Это казалось бесспорным доказательством, и я перевернулся на бок так, чтобы увидеть бледное квадратное пятно на стене, где раньше – происходило ли все это в действительности? – висела потрепанная карта, на которой зеленым маркером я отмечал места из моих любимых книг, куда мне хотелось бы поехать.
Отлично, это моя комната.
Старинные часы на прикроватной тумбочке, похоже, сломались, но все остальное выглядело по-прежнему. Должно быть, сегодня был теплый день, для января. Свет, льющийся из окна, казался неестественным: словно я очутился в одном из никудышных сценариев Линка для клипа "Святых Роллеров". Не считая киношного освещения, комната выглядела в точности такой же, какой я её оставил. Подобно книгам под кроватью, обувные коробки, в которых заключалась история всей моей жизни, по-прежнему были расставлены вдоль стен. Здесь было все, что должно было быть. По крайней мере, мне так казалось.
Не хватало только Лены.
Ли? Ты здесь?
Я не чувствовал её. Я ничего не чувствовал.
Я посмотрел на свои руки. Они были в порядке. Никаких синяков. Я посмотрел на свою футболку – простую и белую. Никакой крови.
Никаких дыр – ни на моих джинсах, ни на моем теле.
Я зашел в ванную и посмотрел в зеркало над раковиной. Там был я. Все тот же Итан Уэйт.
Я все еще смотрел на свое отражение, когда услышал шум снизу.
Амма?
Сердце в груди бешено колотилось, что было довольно забавно, если учесть тот факт, что я не был уверен, билось ли оно вообще после пробуждения. Так или иначе, снизу, из кухни, до меня доносились знакомые домашние звуки. Половицы поскрипывали в то время, как кто-то шагал туда-сюда от шкафов к плите, а затем к старому кухонному столу. Кто-то был занят привычными утренними хлопотами.
Если это было утро.
Снизу до меня донесся запах нашей старой сковородки, разогревавшейся на плите.
– Амма? Это не бекон, не так ли?
Голос был четким и спокойным:
– Милый, думаю, ты знаешь, что я готовлю. Есть только одно блюдо, которое я умею готовить. Если это можно так назвать.
Этот голос.
Он был таким родным.
– Итан? Как долго ты собираешься заставлять меня ждать, прежде чем позволишь обнять тебя? Это и так было слишком долго, дорогой.
Я не понимал слов. Я не слышал ничего, кроме голоса. Я слышал его и раньше, не так давно, но таким – никогда. Таким громким и четким, и полным жизни, как если бы она была внизу.
Какой она была.
Слова звучали словно музыка. Они развеяли все страдания и волнения.
– Мам? Мама!
Я помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, прежде, чем она успела ответить.