Пролог
Новый Орлеан.
Далекое будущее.
Освещенный заходящим солнцем и полностью проржавевший изнутри от ненависти ко всему живому Ник, стоял на вершине того, что осталось от здания Пивоварни Джекс, наблюдая, как его любимый город сравнивают с землей. Его демонические глаза сверкали голодом и самодовольством, отражая огни вокруг него. В нем больше не оставалось ничего человеческого, он посмотрел на свою руку с зажатым в ней мечем. Под золотыми доспехами извивались черные и красные узоры его демонической кожи. Высоко подняв голову, он стоял высокий и непокорный, с широко расправленными темными крыльями. Наконец он стал самим собой, яростным и пугающим всех, кто находился близко к нему.
И именно эта бойня кормила сейчас его темную душу.
Полное разрушение и абсолютное человеческое отчаяние. И не было кухни лучше. Не было зрелища приятнее.
Он был бесконечно счастлив, что пережил отраву своей войны против людей и богов.
По асфальту площади Джексон были разбросаны куски вертолета. Но это были не единственные останки, лежащие на улицах… От этого гротескного вида желудок его сжался бы, останься у него хоть какие-нибудь чувства. Однако, все его нежные чувства исчезли, как и город, который люди когда-то называли домом.
И лишь ненависть и гнев управляли им теперь.
Пока он смотрел на все это в одиночку, его демоническая армия пировала останками бедных созданий, которые попытались сражаться, и тех глупцов, что пытались сбежать. Скоро, некому их будет оплакивать.
Он рассмеялся торжествующе. Он выиграл эту войну и стал повелителем. Некому было бороться с ним теперь.
Неожиданно ветер донес до его ушей нечто странное. Он услышал…
Человеческие голоса. Не визжащие от страха или молящие о пощаде, как другие. Они были…
В соборе. Это были голоса воинов, готовящихся к битве.
Но как? Никто не должен был уцелеть.
Ник закрыл глаза, пытаясь узнать что это с помощью своих сил. Внутри когда-то знаменитого собора звенели крики детей, когда его воины выносили крепкие двери. Кто-то укрепил ее против его демонов скамейками и будками для исповедей.
Нет, не кто-то…
Три женщины стояли в центре нефа, готовясь защищать кучу детей и небольшую группу матерей, спрятавшихся за алтарем. В отличии от них, тех, что плакали и беспомощно хныкали, три женщины достали оружие.
Он ясно видел их в своем сознании. Близняшки, которых он когда-то называл друзьями, Табита и Аманда, стояли с другой женщиной, чье имя он не знал. Она была ему знакома, но по какой-то причине он не мог назвать ее имя.
Но это было не важно.
Вооруженные мечами, ножами и арбалетами, они казались потрепанными битвой и уставшими. Но они по-прежнему стояли, как яростные воины, готовые бороться до конца. Волосы Табиты были покрашены в черный, а Аманда оставила свой натуральный красноватый оттенок. Как обычно Табита была затянута в кожу. Одежда Аманды была обтягивающей, в стиле костюмов для йоги, для свободы движений. На третьей женщине была военная одежда, в комплекте с жилеткой Кевлар и военными ботинками. Ее выпрямленные с помощью химии, длинные темные волосы были убраны с лица, а на темной коже ее левой щеки виднелся большой синяк.
– Мы не сможем сдержать их, – прошептала Табита другой женщине, так, чтобы дети не услышали.
Аманда упрямо задрала подбородок.
– Тогда мы умрем, защищаясь… как и наши семьи.
Третья женщина кивнула.
– Acta est fibula.[1]
Табита и Аманда хмуро уставились на нее.
Она проверила заточку меча, прежде чем снова заговорила.
– Пьеса сыграна? Последние слова Цезаря?
Табита закатила глаза.
– Я знаю, что это значит, женщина. Я была замужем за римским генералом. Но черт, если ты собираешься цитировать Цезаря, то уж лучше используй veni, vedi, vici[2].
– Пришел, увидел, победил? – спросила Аманда недоверчиво. – Шутишь? Отличная попытка, Табби, но к сожалению сегодня надерут именно наш зад.
Раздался громкий удар, и двери прогнулись.
Табита прорычала.
– Они приближаются.
Аманда и Табита стояли плечо к плечу рядом с третьей женщиной, выставившей руки вперед. Пламя обхватило ее руки, и он понял, что женщина не человек.
Она была богиней…
Не Маат, с которой он вырос, но она напомнила ему египетскую богиню, которую он встретил и убил век назад. Знать бы еще кто она.
Используя телекинез, Аманда пыталась удержать двери. Но кроме кровотечения из носа, она не добилась ничего, и демоны пробились раскидывая скамейки и будки во всех направлениях. Его армия ворвалась в церковь и направилась прямиком к детям.
Как древние солдаты противостояли им и дрались с непревзойденными навыками. Табита смела трех демонов одним ударом меча, а Аманда и другая женщина убили и того больше.
Несколько минут казалось, что они побеждают.
Но они были ничем по сравнению с бессчетным числом нападавших на них демонов. Первая пала Аманда, и Табита побежала, чтобы помочь сестре. Убрав их с дороги, его армия развернулась к третьей женщине и устремилась к ней. Она сдерживала их файерболами еще три минуты. Но и она, наконец, пала под превышающим числом врагов.
Дети и женщины побежали в конец церкви. Но это не помогло им совсем. В унисон, армия понеслась к ним.
– Приятного аппетита, – прошипел Ник.
Он собрался отвернуться, но один демон привлек к себе внимание. В отличии от остальных он не сражался и не преследовал людей.
Одетый в черные доспехи, он, казалось, истекал кровью, хотя не был ранен. Этот демон был свирепее остальных. Малфас изучал тела женщин взглядом полным недовольства и горя.
Пока не понял, что Табита была жива.
Он встал на колени рядом с ней и нежно приподнял ее голову.
– Табби… Мне так жаль.
Сморщившись, она открыла глаза и попыталась вдохнуть. Она горько рассмеялась, обнажая покрытые кровью зубы.
– Есть вещи, которые жалость не исправит, Калеб.
– Тссс, не говори. Я могу…
– Ты подвел нас, – выдохнула она, не давая Малфасу продолжить. Она облизнула разбитые губы, а затем обмякла в его руках. Ее глаза закатились.
Табита Лейн Деверо Магнус умерла.
Сморщившись, Калеб прижал ее к сердцу, погладив ее окровавленные волосы.
– Нет, Табби. Я подвел себя, – он посмотрел на двух других женщин, слезы бежали из его демонических глаз. – Но хуже всего, я подвел Ника.
Эти слова задели Ника. Как смеет его слуга жалеть его. Он не какой-то ничтожный человечек, чтобы относиться к нему, словно он был ничем.
Он Малачай. Лорд и повелитель всех известных вселенных!
Его зрение затуманилось яростью, он переместился в церковь рядом с Малфасом. Его золотые доспехи сверкали в тусклом свете, Ник расправил свои темные крылья, возвышаясь над своим слугой.
– Ты никак не научишься правильному тону и позе.
Он схватил Малфаса за горло и убрал от тела Табиты.
– Продолжай, – провоцировал его Калеб. – Убей меня. Хотел бы я, чтобы ты сделал это века назад, пока меня не заставили служить тебе и сделали таким.
Ну ладно…
– Все равно с тобой покончено, – Ник прорычал ему в лицо. Он свернул Малфасу шею, затем швырнул его тело так сильно, что оно пробило камень и упало на аллее снаружи.
Рыча от ярости Ник повернулся к убегающим, но как только сделал шаг, его взгляд наткнулся на руку Табиты. Кровь покрывала ее кожу, но не это привлекло его внимание, а слова в татуировке на латыни на ее руке. Fabra est sui quaeque fati. Она сама хозяин своей судьбы.
Впервые за все время Ник почувствовал нечто кроме ярости и ненависти. Прошло столько времени с того момента как он испытывал эти эмоции, что целую минуту он пытался дать им название.
Сожаление. Оно захлестнуло его воспоминаниями о том, что он сделал с людьми, которых когда-то называл семьей. С людьми, которых любил и защищал.
Кириан Хантер спас его и его мать, и как он отплатил ему?
Он забрал все, что любил Кириан и уничтожил, а затем отнял его жизнь.
«Как я стал таким монстром?»
Но некого уже было винить за его изменения. После всех обещаний, что он никогда не станет таким, он подвел их. Ник посмотрел на свои покрытые кровью доспехи и когтистые руки, которые когда-то были человеческими. Он оглядел святое жилище, где провел бесконечные годы своей человеческой жизни, и увидел, что от него осталось.
Лишь разруха внутри и снаружи окружала его.
Когда он полностью потерял себя?
Запрокинув голову Ник зарычал в агонии…
* * *
Амброуз сел на кровати, трясясь от предчувствия, вызванного сном.
Очередным.
Слезы наполнили глаза, когда он вспомнил мертвых Табиту и Аманду, на полу, где он провел нескончаемое число месс с мамой. Там, где он когда-то был алтарным мальчиком и бесчисленное количество раз клялся, что не станет монстром, как отец.
Вместо этого он превратился в кое-что похуже.
Как он мог делать такие вещи? Как он мог позволить себе стать таким чудовищем?
Сжав зубы, он хотел изгнать эти картины из головы. Но они не уходили. Приносили боль. Мучили.
По-настоящему.
Если он видел свое будущее, то он не может этого допустить. Не важно, что придется сделать, но он спасет их всех.
Он обязан.
– Николас?
Он сморщился, когда Артемида села рядом с ним и дотронулась до его обнаженного плеча. Переживая, она хмурила свои красивые брови, а ее рыжие волосы спадали на ее тонкие плечи совершенными кудрями.
– Ты дрожишь.
Амброуз отрицательно покачал головой.
– Я никогда не дрожу. Меня ничто не пугает.
Она в это не поверила. Он видел правду в ее зеленых глазах, пока она убирала влажные волосы с его лица.
– Снова твой сон?
– Это не сон, Арти. Это видение. Ашерон был прав. Мы не можем изменить ее. Можем лишь изменить то, как мы осуществим то, что предначертано.
– И в это ты веришь?
Амброуз провел рукой по мокрым волосам.
– Нет. Я не могу…
Он отвел взгляд, затем яростно заговорил:
– И не буду, – в этот момент он почувствовал, как возросли его силы, пытаясь прорваться сквозь его человечность, чтобы превратить его в то создание, которым он был рожден стать.
Но он ему не проиграл. Пока нет.
– Никто не контролирует меня, – прорычал он демоническим голосом, подчиняя тьму. – Никогда. Я не стану Малачай!
Он встал с кровати и быстро оделся.
– Куда ты?
Он засомневался, затем ответил увереннее, чем прежде.
– Изменить свое прошлое, чтобы повлиять на будущее.